Неточные совпадения
Я пожал руку жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт,
побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом
правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
Он их в суд за то не отдал, но скрыл их у себя, объявя
правительству, что они
бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние.
Он увещевал хана, в случае
побега самозванца в киргизские степи, выдать его
правительству, обещая за то милость императрицы.
Правительство спешило удержать неожиданный
побег.
Бенни имел все возможности уйти из России даже без хлопот и без риска, но он не хотел этого сделать, опасаясь, что его
побег даст делу ничипоренковского посольства к Герцену характер важного заговора и увеличит в глазах
правительства вину несчастного Ничипоренко.
Нестрашный(звонко). Ну, слышал?
Правительство — арестовано, солдаты с рабочими разграбили и подожгли Зимний дворец, Керенский —
бежал…
Затем я вскрыл и несколько строчек, написанных на обертке удостоверения химическим способом. Здесь мой доброжелатель записал при помощи шифра несколько адресов в разных городах Сибири и Восточной России. Это были имена лиц, принимавших участие в подпольной организации так называемого «красного креста», имевшей целью способствовать
побегам, впоследствии открытой
правительством.
Еще не зная, что «любезный братец ее», Пугачев, в это время уже разбитый и по пятам преследуемый Михельсоном,
бежал в заволжские степи, где вскоре и выдан был сообщниками своими коменданту Яицкого Городка, «великая княжна Елизавета» посылкой к нему копии с письма своего к султану хотела, вероятно, в самом деле связать предприятие свое с делом самозванца, возмутившего восточные области Европейской России [В то время, как в России, так и за границей, ходили слухи о сношениях турецкого
правительства с Пугачевым.
Оба они были воинствующие гегельянцы, и Бакунин после фанатического оправдания всякой действительности (когда сам начитывал Белинскому гегельянскую доктрину) успел превратиться сначала в революционера на якобинский манер и произвести бунт у немцев, был ими захвачен и выдан русскому
правительству, насиделся в сибирской ссылке и
бежал оттуда через Японию в Лондон, где состоял несколько лет при Герцене и в известной степени влиял на него, особенно в вопросе о польском восстании.
Рошфора, попавшего также в вожаки Коммуны, тут не судили. Он был приговорен к ссылке в Новую Каледонию, откуда и
бежал впоследствии. Во время войны он перед тем, как попасть во временное
правительство после переворота 4 сентября, жил как эмигрант в Брюсселе, где я с ним тогда и познакомился, только теперь точно не могу сказать — в ту ли осень или несколько раньше.
Временное
правительство возложило свои надежды на учредительное собрание, идее которого было доктринерски предано, оно в атмосфере разложения, хаоса и анархии хотело из благородного чувства продолжать войну до победного конца, в то время как солдаты готовы были
бежать с фронта и превратить войну национальную в войну социальную.
— Я маркиз Сансак де Траверсе, а не Савин, — начал среди торжественной тишины, воцарившейся в зале суда, Николай Герасимович свое объяснение, — но должен признаться суду, что, действительно, проживая долгое время во Франции под именем русского офицера Николая Савина, был выдан французским
правительством России и
бежал от французских и прусских властей.